четверг, 14 апреля 2016
В человечьем лике Азраил
По Ерусалиму проходил,
Где сидел на троне Соломон.
И один из окружавших трон:
«Кто сей юноша?» – царя спросил.
«Это Ангел Смерти – Азраил».
И взмолился человек: «Вели,
Чтобы в Индию меня перенесли
Духи. Ибо не случайно он
Поглядел в глаза мне». Соломон
Приказал – и было так. «Ему
Заглянул в глаза я потому, –
Азраил сказал, – что послан я за ним
В Индию, а не в Ерусалим».
25 ноября 1923
Коктебель
Она мне грезилась в фригийском колпаке,
С багровым знаменем, пылающим в руке,
Среди взметенных толп, поющих Марсельезу,
Иль потрясающей на гребне баррикад
Косматым факелом под воющий набат,
Зовущей к пороху, свободе и железу.
В те дни я был влюблен в стеклянный отсвет глаз,
Вперенных в зарево кровавых окоемов,
В зарницы гневные, в раскаты дальних громов,
И в жест трагический, и в хмель красивых фраз.
Тогда мне нравились подмостки гильотины,
И вызов, брошенный гогочущей толпе,
И падающие с вершины исполины,
И карлик бронзовый на завитом столпе.
14 июня 1922
Коктебель
Посв. Сергею Кулагину
В полях последний вопль довоплен,
И смолк железный лязг мечей,
И мутный зимний день растоплен
Кострами жгучих кумачей.
Каких далеких межиречий,
Каких лесов, каких озер
Вы принесли с собой простор
И ваш язык и ваши речи?
Вы принесли с собою весть
О том, что на полях Сибири
Погасли ненависть и месть
И новой правдой веет в мире.
Пред вами утихает страх
И проясняется стихия,
И светится у вас в глазах
Преображенная Россия.
23 ноября 1920
Лишь только мир
Скрывается багровой завесой век,
Как время,
Против которого я выгребаю днем,
Уносит по теченью,
И, увлекаем плавной водовертью
В своем страстном и звездном теле,
Я облаком виюсь и развиваюсь
В мерцающих пространствах,
Не озаренных солнцем,
Отданный во власть
Противовесам всех дневных явлений, –
И чувствую, как над затылком
Распахиваются провалы,
И вижу себя клубком зверей,
Грызущих и ласкающихся.
Огромный, бархатистый и черный Змей
Плавает в озерах Преисподней,
Где клубятся гады
И разбегаются во мраке пауки.
А в горних безднах сферы
Поют хрустальным звоном,
И созвездья
Гудят в Зверином Круге.
А после наступает
Беспамятство
И насыщенье:
Душа сосет от млечной, звездной влаги.
...Потом отлив ночного Океана
Вновь твердый обнажает день:
Окно, кусок стены,
Свет кажется колонной,
Камни – сгущенной пустотой...
А в обликах вещей – намеки,
Утратившие смысл.
Реальности еще двоятся
В зеркальной влаге сна.
Но быстро крепнут и ладятся,
И с беспощадной
Наглядностью
Вновь обступает жизнь
Слепым и тесным строем.
И начинается вседневный бег
По узким коридорам
Без окон, без дверей,
Где на стенах
Написаны лишь имена явлений
И где сквозняк событий
Сбивает с ног
И гулки под уверенной пятою
Полуприкрытые досками точных знаний
Колодцы и провалы
Безумия.
12 ноября 1919
Коктебель
В слепые дни затменья всех надежд,
Когда ревели грозные буруны
И были ярым пламенем Коммуны
Расплавлены Москва и Будапешт,
В толпе убийц, безумцев и невежд,
Где рыскал кат и рыкали тиуны,
Ты обновил кифары строгой струны
И складки белых жреческих одежд.
Душой бродя у вод столицы Невской,
Где Пушкин жил, где бредил Достоевский,
А ныне лишь стреляют и галдят,
Ты раздвигал забытые завесы
И пел в сонетах млечный блеск Плеяд
На стогнах голодающей Одессы.
19 сентября 1919
Коктебель
Марии Сам. Цетлин
Широки окоемы гор
С полета птицы.
Но еще безбрежней простор
Белой страницы.
Ты дала мне эту тетрадь
В красном сафьяне,
Чтоб отныне в ней собирать
Ритмы и грани.
Каждый поющий мне размер,
Каждое слово –
Отголоски гулких пещер
Мира земного, –
Вязи созвучий и рифм моих –
Я в ней раскрою,
И будет мой каждый стих
Связан с тобою.
14 марта 1919
Одесса
Верь в безграничную мудрость мою.
Заповедь людям двойную даю.
Сын благодати и пасынок нив!
Будь благодарен и будь справедлив!
Мера за меру. Добро за добро.
Честно сочти и верни серебро.
Да не бунтует мятежная кровь,
Равной любовью плати за любовь.
Два полюбивших да станут одно,
Да не расплещут святое вино.
<1915
Париж>
Слепые застилая дни,
Дожди под вечер нежно-немы:
Косматые цветут огни,
Как пламенные хризантемы,
Стекают блики по плечам
Домов, лоснятся на каштанах,
И город стынет по ночам
В самосветящихся туманах...
В ограде мреет голый сад...
Взнося колонну над колонной,
Из мрака лепится фасад –
Слепой и снизу осветленный.
Сквозь четкий переплет ветвей
Тускнеют медные пожары,
Блестят лучами фонарей
Пронизанные тротуары.
По ним кипит людской поток
Пьянящих головокружений –
Не видно лиц, и к стеблям ног
Простерты снизу копья теней.
Калится рдяных углей жар
В разверстых жерлах ресторанов,
А в лица дышит теплый пар
И запах жареных каштанов.
20 апреля 1915
Париж
Нет в мире прекрасней свободы,
Чем в наручнях. Вольной мечте
Не страшны темничные своды.
Лишь в узах, в огне, на кресте
Плененных архангелов крылья
Сверкают во всей красоте.
Свобода – в стесненном усильи,
В плененном полете комет
И в гордом молчаньи бессилья.
Смиренья не будет и нет.
Мгновенно из камня и стали
Рождается молнийный свет.
Лишь узнику ведомы дали!
10 февраля 1915
Париж
Бальмонту
Над призрачным и вещим Петербургом
Склоняет ночь край мертвенных хламид.
В челне их два. И старший говорит:
«Люблю сей град, открытый зимним пургам
На тонях вод, закованных в гранит.
Он создан был безумным Демиургом.
Вон конь его и змей между копыт:
Конь змею – «Сгинь!», а змей в ответ: «Resurgam!»
Судьба империи в двойной борьбе:
Здесь бунт, – там строй; здесь бред, – там клич судьбе.
Но вот сто лет в стране цветут Рифейской
Ликеев мирт и строгий лавр палестр»...
И, глядя вверх на шпиль Адмиралтейский,
Сказал другой: «Вы правы, граф де Местр».
8 февраля 1915
Чем глубже в раковины ночи
Уходишь внутренней тропой,
Тем строже светит глаз слепой,
А сердце бьется одиноче...
<1915>
И был повергнут я судьбой
В кипящий горн страстей народных –
В сей град, что горькою звездой
Упал на узел токов водных.
<1915>
Плывущий за руном по хлябям диких вод
И в землю сеющий драконьи зубы, вскоре
Увидит в бороздах не озими, а всход
Гигантов борющихся... Горе!
3 февраля 1915
среда, 13 апреля 2016
Я не пойду в твой мир гонцом,
Но расстелюсь кадильным дымом –
В пустыне пред Твоим лицом
Пребуду в блеске нестерпимом.
Я подавил свой подлый крик,
Но я комок огня и праха.
Так отврати ж свой гневный лик,
Чтоб мне не умереть от страха...
Сиянье пурпурных порфир
Раскинь над славе предстоящим.
...И кто-то в солнце заходящем
Благословляет темный мир.
<Начало 1910>
Максимилиан Волошин. СТИХОТВОРЕНИЯ 1891-1931 годов, НЕ ВОШЕДШИЕ В АВТОРСКИЕ КНИГИ (Сб. ПАРАЛИПОМЕНОН):
http://rusilverage.blogspot.com/2016/02/1891-1931.html
Полет ее собачьих глаз,
Огромных, грустных и прекрасных,
И сила токов несогласных
Двух близких и враждебных рас,
И звонкий смех, неудержимо
Вскипающий, как сноп огней,
Неволит всех, спешащих мимо,
Шаги замедлить перед ней.
Тяжелый стан бескрылой птицы
Ее гнетет, но властный рот,
Но шеи гордый поворот,
Но глаз крылатые ресницы,
Но осмугленный стройный лоб,
Но музыкальность скорбных линий
Прекрасны. Ей родиться шло б
Цыганкой или герцогиней.
Все платья кажутся на ней
Одеждой нищенской и сирой,
А рубище ее порфирой
Спадает с царственных плечей.
Все в ней свободно, своенравно:
Обида, смех и гнев всерьез,
Обман, сплетенный слишком явно,
Хвосты нечесаных волос,
Величие и обормотство,
И мстительность, и доброта...
Но несказанна красота,
И нет в моем портрете сходства.
29 января 1913
Москва
Когда февраль чернит бугор
И талый снег синеет в балке,
У нас в Крыму по склонам гор
Цветут весенние фиалки.
Они чудесно проросли
Меж влажных камней в снежных лапах,
И смешан с запахом земли
Стеблей зеленых тонкий запах.
И ваших писем лепестки
Так нежны, тонки и легки,
Так чем-то вещим сердцу жалки,
Как будто бьется, в них дыша,
Темно-лиловая душа
Февральской маленькой фиалки.
<28 января 1913
Москва>
Радость! Радость! Спутница живая,
Мы идем с тобой рука с рукой,
Песнями колдуя над землей,
Каждым шагом жизнь осуществляя.
В творческих страданьях бытия
Ты всегда со мной. В порыве воли,
В снах любви и в жале чуткой боли
Твой призыв угадываю я.
Но в часы глухих успокоений
Отдыха, в минуты наслаждений
Я один и нет тебя со мной.
Ты бежишь сомненья и ущерба.
Но в минуты горечи страстной
Ты цветешь, весенняя, как верба.
<1912>
Я люблю тебя, тело мое –
Оттиск четкий и верный
Всего, что было в веках.
Не я ли
В долгих планетных кругах
Создал тебя?
Ты летопись мира,
Таинственный свиток,
Иероглиф мирозданья,
Преображенье погибших вселенных.
Ты мое знамя,
Ты то, что я спас
Среди мировой гибели
От безвозвратного небытия.
В день Суда
Я подыму тебя из могилы
И поставлю
Пред ликом Господним:
Суди, что я сделал!
18 августа 1912
Цветов развертывая свиток,
Я понял сердца тайный крик:
И пламя пурпурных гвоздик,
И хрупкость белых маргариток.
<1911>
Из края в новый край и от костра к костру
Иду я странником, без [веры], без возврата.
Я в каждой девушке предчувствую сестру,
Но между юношей ищу напрасно брата.